Режим суперпрезидентской власти Порошенко на лицо. Посмотрите, как нагло, но результативно Банковая и сотоварищи маргинализировали совершенно закономерные ноябрьские протесты! Как так получилось и что с этим делать, обсуждали лидер республиканцев Павел Викнянский и политолог, политтехнолог Алексей Якубин.

О деятельности, а точнее бездействии нынешней политической верхушки, (без)ответственности граждан и о крайней важности социальных протестов читайте в аналитических итогах внутренней политики за месяц.

Павел Викнянский: Ноябрь оказался очень интересным, но, в целом, любые попытки разношерстной оппозиции каким-то образом повлиять на политический процесс наткнулись на то, что некоторые эксперты называют укрепившимся режимом суперпрезидентской власти Порошенко. Действительно ли в Украине уже сложился режим со всеми его признаками? И раз это режим, то каким образом действовать силам, которые претендуют на альтернативу?

Алексей Якубин: Если говорить о режиме с точки зрения политической науки, то он, конечно, есть. При формальном вроде бы главенстве парламента и правительства, у нас главным, в общем-то, оказывается Президент. Хотя, если читать Конституцию, то мы понимаем, что, на самом деле, Президент не должен играть ключевую роль. И можно спорить, почему так получилось: может быть, это социально-экономический вызов, возможно, часть ожиданий населения, которое хочет видеть кого-то одного ответственным, а не некую размытую парламентскую форму.

Насколько же она стабильна — у меня есть здесь большие вопросы. Сейчас есть видимость стабильности, которая во многом поддерживается тем, что мы назвали режимом. Создали видимость того, что процессы стабилизировались, жизнь идет своим чередом, власть имеет легитимное право делать то, что она делает и т.д. Но, мне кажется, что даже отчасти в самой власти понимают зыбкость всего этого.

Последние вещи, связанные с попыткой дискредитировать любой массовый протест, говорит о том, что власть понимает, что есть огромное фоновое недовольство. Оно связано пока с точечными социальными протестами. Если считать количество самих протестов, то, я думаю, что до конца этого года стоит ожидать приблизительно около 6 тыс. точечных протестов, из них около 50% — социально-экономические. То есть политические — меньшая часть. Есть недовольство социально-экономическим курсом, пока что оно не перерастает в какое-то единое политическое движение.

СЕЙЧАС В УКРАИНЕ КЛЮЧЕВОЙ ВОПРОС: ГОТОВА ЛИ ЧАСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО КЛАССА ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К ПРОТЕСТУ, ПОНИМАЯ, ЧТО ЭТО ВСЕГДА РИСК?

 Во власти, несмотря на реляции, что «вот, у нас экономический рост и стабильность, люди не выйдут на новый протест» — все равно есть страх. Запуск информации о некоем «Плане «Шатун», попытки дискредитировать протест в этом контексте, говорят о том, что у власти есть понимание, что социальный протест при участии отдельных политических сил может перерасти в политический. Вот тут мы подходим к вопросу, как перевести одно в другое.

Я, на самом деле, сторонник такого взгляда, что в Украине Майданы не были бы возможны, если бы часть политического класса не стала на сторону социального протеста. Просто граждане, которые недовольны, озлоблены и выходят на улицу, не делают изменения в стране; точечный протест происходит, но изменения не происходят. Должно же быть присоединение части политического класса. Сейчас в Украине ключевой вопрос: готова ли часть политического класса присоединиться к такому протесту, понимая, что это всегда риск? Потому что присоединение к протесту — не гарантия его победы.

Мне кажется, что у части политического класса — «Батьківщини», отчасти, может быть, «Оппозиционного блока», партии Мураева и Рабиновича, — такой окончательной уверенности нет. И это, как раз, ведет к тому, что, с одной стороны, есть это фоновое социальное недовольство с точечными социальными протестами, а, с другой стороны, мы не видим перехода этого в какое-то политическое движение, которое действительно могло бы сместить часть политиков правящего класса. Вроде бы есть некий запрос, но в то же время эта часть политического класса еще не до конца уверена, что именно сейчас пришло время Х, что именно сейчас точка невозврата, что именно сейчас можно броситься на баррикады и потом получить возможность вхождения во власть. Ну, еще есть желание договориться с отдельными действующими представителями власти.

ПОЧЕМУ МЫ ВООБЩЕ СЧИТАЕМ, ЧТО ВЛАСТЬ ВПРАВЕ РЕШАТЬ, КАКОЙ ПРОТЕСТ ЯВЛЯЕТСЯ ПРАВОМЕРНЫМ, А КАКОЙ НЕТ?!

Павел Викнянский: Власть умело работает с неформальными мнениями и замечательно научилась использовать то, что называют в сетевых науках мемами, фреймами, ну вот, например, один из них: «В Украине социальный протест невозможен». — Привет, Январское восстание 18-го года…

Алексей Якубин: Да, дескать, любой социальный протест сделан руками Кремля, расшатывание ситуации…

ВЛАСТЬ ТЕРЯЕТ ЛЕГИТИМНОСТЬ И ЕЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ЭТО ПОНИМАЮТ

Павел Викнянский: В тоже время, дескать, украинцы выходят на духовные протесты против экзистенциальных вызовов. Очень странно, почему наличие фабрики на территории, т.н. государства-агрессора не являеся унижением и экзистенциальным вызовом, а пауза в подписании «евроассоциации», соглашение о которой даже по диагонали не читали, является вдруг таким экзистенциальным вызовом?..

Алексей Якубин: Тут надо задавать вопрос: почему мы вообще считаем, что власть вправе решать, какой протест является правомерным, а какой нет?! Потому что, на самом деле, если общество декларирует демократическую направленность, то граждане имеют право бунтовать. Более того — это их самое важное право как граждан, ну, кроме того, чтобы выбираться и избирать. Мне очень нравится метафора одного из Нобелевских лауреатов по экономике: «Любое социально-экономическое развитие — это миллион восстаний». То есть это всегда некий протест против тех условий, в которых мы находимся. И в этом же контексте недавно была годовщина Голодомора. Эта трагедия является примером того, что происходит, когда люди молчат, когда они согласны на всё, что говорит власть. Мы это вроде бы понимаем, и в то же время, со стороны власти слышим: «не расшатывайте ситуацию», «протест будет работать на руку только кому-то извне» и т.д. Это показатель того, что власть действительно теряет легитимность и ее представители это понимают. Боятся масс и понимают угрозы, но делают вид, что их нет.

Это еще связано с подходом правящего класса к государству. Он не до конца понимает, как управлять и что делать с тем, что мы называем государство. Мне, в этом плане, очень нравится емкая фраза, сказанная в свое время Ярославом Грицаком, что правящий класс считает, что он строит некую нацию, а на самом деле нужно развивать государство.

Павел Викнянский: Непонимание развития гражданского общества, недоверие…

Алексей Якубин: Люди, пришедшие к власти, считают, что нужно как можно больше ликвидировать государства, но ведь тем самым они ликвидируют возможности для граждан. Не понимают, что, ликвидируя некие государственные функции, ту же функцию контроля за продуктами питания, они тем самым большему риску подвергают граждан. И граждане лишаются даже эфемерного контроля за производителями. В итоге все риски перекладываются на граждан. При этом крупный бизнес и бюрократию почти освободили от обязательств.

Павел Викнянский: Откуда, интересно, появилась такая ересь, не только среди истеблишмента, но и среди граждан, что на Западе, о котором все мечтают, контроля не существует, и что единственная эффективная модель капитализма — это обязательно ничем не регулируемые отношения, в которых самый наглый и беспринципный — это и есть самый успешный и самый правильный человек? 

ВОЗНИКАЕТ ЗАМКНУТЫЙ КРУГ: ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ВЛАСТИ НЕ ПОНИМАЕТ ТО, О ЧЕМ ОН ГОВОРИТ, НО ПРИ ЭТОМ НАСЕЛЕНИЕ, ДУМАЯ, ЧТО ОН ЧТО-ТО ПОНИМАЕТ, НАЧИНАЕТ ЕГО ПОДДЕРЖИВАТЬ

Алексей Якубин: У меня впечатление, что это из-за невысокого уровня образованности, к сожалению, людей, которые попали во власть и получили возможность влиять на систему, нет понимания, как современный капитализм работает на Западе. Есть набор штампов, иллюзорные обрывочные сведения из книг, идеологизированной публицистики - того же, как реально работают демократические структуры на Западе, как устроена мировая экономика, понимания нет. Часть населения считает априори, что если так говорит Президент, представитель власти, то они, наверное, что-то в этом понимают. Возникает замкнутый круг: представитель власти не понимает то, о чем он говорит, но при этом население, думая, что он что-то понимает, начинает его поддерживать.

Парадоксальная вещь — это то, что часть населения вообще не осознает до конца своих интересов. Когда говорят «все» — на самом-то деле «всех» нет, есть отдельные группы, которые выигрывают и которые проигрывают. Если мы, например, говорим: «дерегуляция для бизнеса» — это означает, что кто-то получит риски: увольнения и т.д. Если мы говорим: «новый трудовой кодекс» — то кому-то выгодно, чтоб он был. И не факт, что это нужно работникам.

Павел Викнянский: Почему так происходит — дело в слабости государственных и политических институтов, партий, тотальном уровне недоверия к ним, вечном поиске каких-то непонятных псевдолидеров, чтоб опять сбросить на них ответственность?

Алексей Якубин: Часть населения готова к простым ответам, но они в какой-то момент заморозились. Грубо говоря, если послушать эту «жвачку», которую мы слышим про «нам нужны реформы» - а под реформами имеются в виду сокращения, приватизация и т.д. - то это мы уже слышим 25 лет.

Павел Викнянский: Они же всегда говорят, что раньше была неправильная приватизация, «не до конца», а теперь будет правильная...

Алексей Якубин: Тут работает еще советская структура мышления людей, бинарная: у власти есть ответы, и она вправе их проталкивать, как она хочет. А СМИ рассказывают, что так и нужно и других альтернатив нет. Часть населения начинает это воспринимать. Это советский рудимент в самом плохом смысле. 

Павел Викнянский: Из-за этого такой страх к настоящим, хоть и неприятным переговорам. Минск — это же чистой воды имитация, нежелание видеть другую сторону 

Алексей Якубин: У меня впечатление, что власти выгодно оттягивание конфликта. Очень удобно списать всё на войну. В то же время, есть мнение, что для того, чтобы создать нацию — нужна война, кровь, враг. А то Украина так безболезненно получила независимость в 91-м, а это же вроде плохо… Но есть и другой вопрос: а должна ли Украина строить нацию? Нужно строить государство по канадской модели. 

Павел Викнянский: А у нас пытаются израильскую модель воплотить?

Алексей Якубин: Если даже вспомнить израильскую модель, то сионизм строился, в т.ч., на левых, коллективистских представлениях. Первые общины, кибуцы, которые создавались, были кооперативами и своеобразной попыткой «строить коммунизм». Мы же оказываемся в такой ситуации, когда постоянно сознательно обостряются те вещи, которые можно не обострять, сознательно вбрасываются идеи разобщения. Отдельные политики на этом делают дивиденды, они понимают, что если будет ситуация другая, то их электоральное поле будет играть не в их пользу. При включении Донбасса в активную избирательную модель, очевидно, что многие политические силы не попадут в парламент, я уже не говорю об избрании Президента. 

Каков рецепт, чтобы рассмотреть Другого? Часто мелькает фраза, что мы должны о наших ценностях кричать на каждом углу. По мне, это странная фраза. О них не кричат, в соответствии с ними просто живут. Это ещё одна наша проблема: о ценностях кричат, но на этом все заканчивается… У нас большая разница между публичным и частным - и между ними непреодолимая пропасть. Публичное считается второсортным, где можно покричать, а потом делать, что хочешь, что выгодно для тебя.

• ← ЖОВТНЕВА РЕВОЛЮЦІЯ: СИЛИ МИНУЛОГО БЕЗ БОЮ НЕ ЙДУТЬ
• ФЕНОМЕН ІХТІАНДРА АБО ПОТЕНЦІЙНІ ЗАГРОЗИ ВІД СКАСУВАННЯ СТИПЕНДІЙ →