Украина и весь мир на перепутье будущего. О природе апатии в обществе и как из нее выбраться, какое Иное за туманным горизонтом, что за инновации уже сейчас радикально преобразовывают действительность — говорили известный философ Сергей Дацюк и лидер республиканцев Павел Викнянский.

Итак, важный для понимания перспектив развития Украины и выхода из глобального тупика текст.

— Из периода депрессии Украина попала в период апатии. С т.зр. переживания, по отсутствию эмоционального отклика это похожие вещи, но с т.зр. понимания перспективы — это совершенно разные вещи. Потому что из депрессии можно вырваться, если пережить катарсис, кризис, осознание, новую идентичность и видение перспективы — из апатии внутренний выход невозможен. Он возможен только за счет личного изменения ситуации.

Почему возникает апатия? Потому что есть понимание: досрочные перевыборы невозможны, потому что не очень уместны — и эту власть придется терпеть до конца. Но терпеть ее невозможно, стало быть, надо отказываться вообще от того, чтобы смотреть на это — и изменение ситуации больше не находится в коммуникации. То есть, что бы ты ни сказал, ситуация не изменится. Отсюда возникает двустороннее отторжение.

Интеллектуалы отторгаются от публичной коммуникации и от обывателей: типа, ребята, все понятно, наличными средствами это не изменить, поэтому мы, не глядя на вас, будем углубленно разрабатывать ситуацию, понимать. То есть раньше мы пытались с вами коммуницировать, а сейчас не будем. Видим, что смысла нет: вы не слышите, не понимаете, не хотите. Это, конечно, ограниченная позиция, но вот она такова — происходит разрыв.

С другой стороны, со стороны большинства, говорят: ну, ребята, ну что вы там болтаете? Скажите, что конкретно делать, куда бежать, кого бить, какие надо митинги, какие диверсии? И когда им говоришь, что, понимаете, выход из ситуации в том, что никуда не надо бежать, никого убивать и никаких митингов и Майданов — они грустнеют на глазах. Как только ты им говоришь, что дальше только очень сложными инструментами надо работать — это непонятно и грустно.

Хватай такого, бросай в мусорный бак — это понятное действие; причем действие очень конкретное и простое. Когда ты говоришь, что ребята, набор простых действий исчерпан, возникает недоверие. Что ж это за интеллектуалы, если не могут предложить простых действий?! Выход из этого недоверия — время, которое покажет большинству, что простыми действиями ситуацию не изменить. И тут все может быть, начиная от сценария «темных десятилетий» и заканчивая сценариями войны, которые будут радикально принуждать к изменению простых представлений о мире.

Архаизация — это уже европейский тренд, повсеместный, не только в Германии и Франции. То же, что происходит в Америке, пока не архаизация, но они очень близко. Еще не ясно, попадут ли они в архаизацию, пока у них есть сценарный кризис. Но их корпорации все еще как-то двигаются, что-то там запускают, что-то там инноватизируют. И корпоративное движение пока позволяет Америке не погружаться в архаизацию. Европа инновативное движение прекратила: они больше не размышляют на тему, каковы перспективы, новые идеи, инновации.

— Может быть, размышляют, но не очень мы это видим? Либо же там это довольно маргинально?

— Есть такое изречение: зажегши свечу, ее не ставят под стол. Поверь, если бы что-то было, если бы кто-то зажег свечу, мы бы об этом узнали, через третьи, десятые руки, через случайные ссылки, случайных знакомых. В высококоннективном мире скрыть это невозможно! Поэтому я утверждаю абсолютно, считай, что это экспертное заключение: в Европе нет мышления, в Европе нет инноваций. Я тоже думал, что вот я поеду в Европу, побываю на форуме, и там я увижу людей, с которыми можно поговорить о смыслах, перспективах, сложных моделях…

- Не придавлена ли она евробюрократией и самоцензурой?

- Это не важно. Всегда есть такие люди, которые прорываются сквозь — вот, когда они перестают прорываться, то это катастрофа. В Европе сейчас разворачивается гуманитарная катастрофа. Причем она усилена тем, что Европа этого не осознает. Есть какие-то люди, группы, которые осознают. Но вот последний доклад «Римского клуба» — это все, это уже дно: мало того, ребята сделали компиляцию, но они же абсолютно не рефлексируют, что это ментальная катастрофа, у них просто понимания нет.

- Ну, хотя бы ситуацию кризиса зафиксировали, что уже прогрессивно. Раньше и этого не было…

- И что? Они зафиксировали, но даже не поняли, где кризис.

- Смотри, у тебя ведь круг общения — как «кабинетные» интеллектуалы, так и мейнстримные, движущиеся за трендами. Сейчас, вон, все хайпанули от Илона Маска, что он не только электромобили делает, а, оказывается, запускает их в космос.

- Ну, крутизна… Правда, для тех, кто наблюдает за Маском, ясно, что самое мощное, что он делает, — это искусственный интеллект. Но пока об этом молчок и ничего. Именно там ожидаются самые большие прорывы. Но пока не будет «переворота», Маск ничего показывать не будет.

- Он — антрепренер инновационного бизнеса. Так вот, для мейнстримных этот доклад «Римского клуба» как бы «вау». Это же для них рукопожатные люди, в отличие, например, от продвинутых, даже можно сказать маргинальных, украинских инновационных интеллектуалов. Возможно, следует активнее работать у них, на Западе?

- Там просто невозможно работать. Они не слышат, там нет мышления. Когда нет мышления, к людям не пробиться. Ты приезжаешь и начинаешь им рефлексивно объяснять, а на тебя смотрят коровьими глазами. И разговора не происходит. Потому что у людей наступает ментальный шок. Ну, конечно, чего-то белькотят, возражая. Но выглядят неуместно и несвоевременно. И это еще больше убивает коммуникацию.

А собственно в наличном дискурсе говорить вообще невозможно, потому что имеющийся дискурс не позволяет ничего понимать. Обсуждаешь с ними Иное, как иметь с ним дело — и на тебя смотрят, как на идиота. То есть Европа очень давно не была в такой плачевной ситуации, как сейчас, такого не было лет 500. Новые «темные века».

- Откуда смотреть, чтобы квалифицировать так?

- Только тот, кто задается таким вопросом, может иметь шанс сам стать точкой рефлексии. Остальные не ищут.

- То есть, если мы таким вопросом задаемся, значит, мы — эта точка?

- У нас есть шанс оказаться в такой ситуации. Все остальные таким вопросом не задаются. Европейцы мне говорят: «Ну, вот еще года 2 назад...» Сейчас-то у них уже поменьше спеси. А тогда они говорили: «А что, у нас никаких проблем, это у вас проблемы».

- Да, и до сих пор многие так говорят. Еще говорят о том, что их проблемы из-за нас.

- Ну и так тоже говорят. Но сейчас продвинутые люди уже начинают понимать, что что-то тут не то, что не все так просто, что они попали в какую-то ситуацию. Грубо говоря, ты им говоришь, что смотрите, по формальным признакам у вас есть философия? «Ой, у нас есть исследования». Ребята, не надо мне про исследования, они у вас всегда были и будут. Философия у вас есть? Такая вот, как в 60–70-х. «Нет, ну такой нет. Так ее нигде нет!» Я говорю, ребята, так ее и раньше нигде, кроме как у вас, не было. Вы это впервые узнали? Она раньше была у вас, именно в Европе, здесь она была. И они утратили это понимание. Они раньше и были тем местом, где она была, а сейчас они перестали быть и кивают «так ее же нигде нету, чего же вы на Европу!..» А мы привыкли, что последние 500 лет она была там, а теперь перестала быть.

Позицию оценки «со стороны» нельзя найти, поскольку Иное обладает парадоксальными свойствами: что-то про него узнать ты можешь, если хотя бы чуть-чуть имел с ним дело. Как ты можешь что-то искать, если ты ни одного слова не угадал, как в игре «Поле чудес». Если ты хоть одну букву угадал, то у тебя есть шанс продолжать угадывать слово. Точно так же и здесь. Ты должен угадать хотя бы что-то, для того чтобы иметь шанс обнаружить еще где-то другие части. Но если ты не угадываешь ни одного слова, то у тебя даже шанса такого нет. Так устроено Иное, это одно из его парадоксальных свойств.

Ситуация в энигматичности: как лучше всего спрятать тайну? Лучше всего спрятать тайну так, чтобы ее не то что нельзя было найти, а чтобы о ее существовании даже никто не догадывался. Потому что, если будут знать, что она где-то есть, — найдут, как бы ты ее ни спрятал. Но если у людей просто не будет представления, что есть нечто такое тайное, и оно где-то есть, то, собственно, никто искать не будет. Точно так же и с Иным. Оно защищено тем, что никто не знает о его существовании.

- Почему никто?

- Потому что говорят обычно про другое, про новое, про инновационное и т.д. Про Иное не говорят, о его существовании не подозревают. Мало того, одними из первых, кто начал подозревать о его существовании, на примере прошлого, оказались британцы, потом американцы. Они даже построили специальные структуры для отлавливания негативного Иного и блокирования его. Но в этом-то и состоит парадокс, что нельзя опознать Иное. Оно неотличимо от маргинальностей другого типа и от бессмысленности.

- А не может быть апатия из-за того, что люди после ультраправых и ультралевых экспериментов ХХ в., после рек крови, сопровождавших их, боятся пробовать Иное и говорят, что лучше уж тут «в уголке посидеть».

- После этих рек крови состоялась постмодернистская, психоделическая, виртуальная (кибернетическая) революции. Сейчас на наших глазах происходит революция искусственного интеллекта и революция космической экспансии. Но мы в упор этого не видим!

НА НАШИХ ГЛАЗАХ ПРОИСХОДИТ РЕВОЛЮЦИЯ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА И РЕВОЛЮЦИЯ КОСМИЧЕСКОЙ ЭКСПАНСИИ

- А еще бионанореволюция. Клонировали обезьяну, а следующий шаг...

- Ну, пока она не на глазах происходит, где-то подспудно зреет. Я говорю о том, что происходит на наших глазах. В том смысле, что я уже в кармане ношу искусственный интеллект.

Но люди устроены так, что до последнего момента они будут это отрицать. Вот, посмотрите, это уже существует. «Та, это чепуха!» Ребята, как чепуха? С каждым годом вы получаете доказательства, рост идет на порядки, экспоненциально, вы этого не замечаете? «Да фигня это все!» Уверенность в том, что это фигня, неизбывна. И люди в это верят.

А в тот момент, как их выкидывают с работы и их место занимает робот: «Б@я, так это была не фигня…» Ты ему говоришь: «Это не фигня! Это то, что тебя коснется». «Та, когда это еще будет». Нет, это еще при твоей жизни! «Да не может быть!» Сознание людей не ухватывает…

Знаешь, в чем будут состоять новые луддиты? Это люди, которые не покупают девайсы. Потому что, покупая девайс, ты финансируешь быстрейшее продвижение искусственного интеллекта. И в пределе ты позволяешь роботу побыстрее занять твое рабочее место.

- В Верховной Раде выступают депутаты, из правящих фракций, хотя не имеет значения откуда, и рассказывают о том, что компьютер — это угроза молодежи, следовательно, государство должно бороться с компьютеризацией [смеются]. Откуда этот страх перед новым, Иным?

- У обывателя нет страха перед Иным, у него есть страх перед понятной и очевидной угрозой. Перед Иным есть страх только у элит, у правящих классов, у большинства интеллектуалов. Причем такой глубокий, архетипический страх, что есть нечто, что неподвластно его понимаю, что вообще отрицает сам его способ существования. То есть так же классно иметь монопольное положение в мире капитала и использовать его на финансовом уровне. Ничего не делать, получать прибыль. И тут вдруг появляется что-то, что неподвластно его пониманию, что подвергает не просто сомнению его представления, а отрицает сам способ его безбедного существования, да и существования вообще, понимаешь?

В чем состоит страх сильных мира сего? Казалось бы, есть Морганы, Рокфеллеры, Ротшильды, инвестируй часть денег в криптовалюту, и будет тебе счастье. Но в том-то и состоит проблема, что непонятно, в какую криптовалюту надо инвестировать, чтобы было тебе счастье. Мало того, этого не знают даже разработчики. Потому что это мир конкурентных инноваций. Непонятно, какая крипта в конце концов выживет и станет потенциальным заменителем фиатных денег и финансового домината на уровне целого мира.

И сейчас, вот, думают: упадет крипта/не упадет крипта? Проблема как раз состоит не в том, что она упадет или не упадет, а что будет с ней после того, как она упадет. Потому что это либо создаст будущее для открытой валюты, либо заблокирует его надолго. Если она упадет, но существование не прекратит и поднимется, то это будет прецедент для фиатных денег, потому что, когда они падают, они, как правило, требуют вмешательства государства и много шагов для того, чтобы восстановить доверие, плюс замены денежной массы и т.д.

А вот крипта — это такая хитрая штука, что она может упасть до нуля, возобновиться, т.е. не требует государственного регулирования. И если это произойдет, если окажется, что она неубиваема, то для мировой финансовой системы наступят очень грустные времена. Доллар в любой момент может умереть, а с криптой еще не все ясно. И вот сейчас все наблюдают. Мало того, есть данные, что ее даже подталкивают к тому, что мы видим. Очень многие правительства, финансовые магнаты и корпорации специально применяют огромные усилия и тратят на это деньги и ресурсы, чтобы потопить крипту. Вплоть до того, что финансируют взлом. Финансируют хакеров, которые ломают крипту и показывают ненадежность организма. Пока с биткоином это не произошло, но с другими криптовалютами бывало.

Можно ли обнулить кибердоверие? И что будет после того, как оно будет обновлено? Способно ли кибердоверие к самовозобновлению, или потребуется внешний регулятор, например, государство, корпорация либо некий общественный совет? Особенно пристально за всем этим следят, конечно, люди, у которых большие капиталы. Ну мне это интересно с исследовательской и футурологической точек зрения. А для больших капиталов это имеет очень важное значение, потому что если она оказывается устойчивой и самовозобновляемой, самовосстанавливающейся, то понятно, куда вкладывать свои ресурсы. Тогда можно ее раскрутить до сотен тысяч, миллионов долларов за одну монету и скупить.

Но т.к. там все построено на доверии, то оно может переместиться в какой-то другой виртуальный план, на какую-то другую валюту. И вот в этом состоит опасность для капитала. Он понимает, что, как только он поместит свои капиталы в конкретную крипту, доверие к ней упадет, и возникнет нечто другое, за которым снова будет доверие. И это нескончаемая гонка. Это, если хочешь, криптокоммунизм.

СЕГОДНЯ МИР КАПИТАЛА ПОДЖАРИВАЕТСЯ НА МЕДЛЕННОМ ОГНЕ

Что такое крипто? Скрытый, недоступный. То есть то, что нельзя присвоить. В 90-х был такой адский способ допроса, который применяли рэкетиры: в задницу вставляли паяльник и включали. С т.зр. лингвистики это называется «терморектальный криптоанализатор». Я думаю, что крипта — это своеобразный терморектальный криптоанализатор для мира капитала. Потому что, собственно, это с ним и происходит. Сегодня мир капитала поджаривается на медленном огне. Заметь, ни революции, ни терроризм, ничего их не пугает. А вот это для них подлинный ад! Подлинный капиталистический ад. Потому что это крушение всех надежд. Тут ничего нельзя скрыть, и здесь практически невозможно управлять доверием. Какие манипуляции ни применяй, как только их распознают — ты потеряешь всё. Там нельзя удержать финансы за счет власти. В государстве как? Ты своровал, но у тебя есть аппарат принуждения. Если даже граждане поняли, что ты своровал, — они рыпнулись к тебе, а у тебя аппарат принуждения, ты им не дал рыпнуться.

- А у корпораций то же самое, только деньги.

- Да, а тут нет! Выскользнуло и убежало в совершенно другой тип эквивалента доверия. Криптокоммунизм — это капиталистический ад. Можно так называть. Коммунизм ведь имеет три ступени. Первая — та, которую создал Маркс. Ну, если не считать утопический социализм, который разрабатывали французы. Вторую ступень — коммуникативный коммунизм — создал Хабермас. Что на самом деле общность прежде всего развивается коммуникативно: делиберативный процесс, консенсусная демократия, коммуникативизм — все эти вещи прежде всего существуют коммуникативно. Третий уровень — это криптокоммунизм. Это когда все транзакции открыты и все держится на доверии, этим манипулировать практически невозможно. Потому что, как только распознают, что ты манипулируешь, доверие перемещается в другую область. Всё!

КРИПТОКОММУНИЗМ — ЭТО КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЙ АД

- Но будут обличители, которые будут диверсии устраивать.

- И вирусы писать. И как только это будет происходить, доверие будет перемещаться в другое виртуальное пространство, в другое криптопространство или на другие криптоносители. Вот это проблема для правящего класса.

- Давай-ка теперь про украинские реалии. У продвинутых людей, у интеллектуалов есть представление о том, что мир в кризисе, что Украина — во многом лидер плохого состояния мира, что здесь у нас все усугубляется. Все-таки, если говорить о ближайшем будущем и невозможности, с твоих слов, выборов в ближайшие год-полтора, как же прощупать путь для мятежного общественно-политического интеллектуального проекта?

- На уровне отдельного государства инструментов практически не осталось.

- То есть любые попытки что-то делать, опираясь исключительно на Украину, обречены?

- Не просто обречены — бессмысленны. Смотри: ты хочешь поймать, кого? Каких-то олигархов — всяких порошенков, ахметовых, коломойских, григоришиных и иже с ними. И как ты это сделаешь?

Ребята держат свои деньги в офшорах. И на Западе. Они — часть мировой элиты. Ну конечно, не рукопожатные, против них ведутся судебные дела, но достать их не представляется никакой возможности. То есть национальными инструментами ты их не достанешь. А Западу невыгодно, чтобы мы их достали. Потому что, извини, эти деньги работают на них! Пытаться контролировать олигархов, взывать к их совести, люстрировать их? В любой момент они садятся в самолет и улетают.

ИЗ АПАТИИ ВНУТРЕННИЙ ВЫХОД НЕВОЗМОЖЕН. ОН ВОЗМОЖЕН ТОЛЬКО ЗА СЧЕТ ЛИЧНОГО ИЗМЕНЕНИЯ СИТУАЦИИ

И мало того, на каждого надо потратить не менее года времени, чтобы вообще понять, чем он здесь управлял, каковы были его финансовые потоки. И изъять их если даже и получится, то только в размере некой собственности, которая находится на этой территории, что не является главной составляющей капитала сегодня. Главная составляющая капитала — это связи, зарубежные контакты, финансовые счета. Это технологии, носителями и держателями которых являются очень немногие люди, которых они могут очень быстро изъять, и мы даже не узнаем, какие это люди. Мы же не можем их удержать. Ну, а строения, мебель, станки, если где-то есть — это все в составе капитала очень низкий уровень представляет.

Поэтому воевать с этим можно только на мировом уровне, на национальном — бессмысленно. В этом смысле можно, конечно, здесь развернуть и хунту, и революцию, и гражданскую войну, но смысла в этом с т.зр. получения эффективного наказания, общественного контроля за капиталами, демонополизации — нет. Можно ли таким образом выходить на международные структуры и как-то через них пытаться работать — это еще вопрос. Опять же, кто это будет делать? Все эти специалисты как раз у олигархов и находятся. Возможны какие-то отступники, которые могут поработать на общество, но эти люди тоже умны, и они прежде всего будут думать о своей выгоде, а вовсе не о выгоде общества как такового.

То есть мы оказываемся в ситуации, что исчезли средства контроля внутри национального за интернациональным капиталом, которым стал по форме, а точнее по содержанию, национальный капитал. Национальный капитал перестал быть национальным, он стал интернациональным. А общество так и осталось национальным. Мало того, его еще всякие националисты зомбируют! То есть фактически в содержательном плане работают на олигархов.

- И не понимают этого…

- И не понимают этого, искренне не понимают. Они считают, что они вершат благо. И когда им объясняешь, что капитал уже интернационален, глобализирован, а вы, удерживая эти национальные рамки, проигрываете, пока вы удерживаете эту идентичность, вы остаетесь нищими…

- У них наступает фрустрация.

• ← МИ СКОЧУЄМОСЯ В СЕРЕДНІ ВІКИ
• ЛЮДИ НА ЕКСПОРТ →